Приветствую тебя, о, шумный зал!
Мой лысый друг, и ты, здорово!
Никто невесты краше не видал,
Но все в гробу видели тамаду такого!

Вчера были с Эйлар на «Этих свободных бабочках». Если честно, я затрудняюсь ска-зать, сколько раз я уже видела спектакль, но этот превзошел все предыдущие по многим статьям. Во-первых, это был первый раз, когда я в театр ходила без билетов, было доволь-но-таки страшно, а во-вторых… И в-третьих… Короче, по порядку.
Спектакль, блин, был для студентов и школьников, чтоб им пусто было на том и этом свете. Это была огромная, необузданная толпа каких-то животных, с виду довольно хищных… Маленькие мерзавцы сновали под ногами и лезли во все дырки, аки тараканы, при этом все время безобразно галдели. Естественно, нам не могло это не понравиться… Хорошо еще. Что пока мы ожидали возможность подняться на места, Эйлар рассказывала некоторые захватывающие подробности из жизни Паши Э., это скрашивало тягостные впечатления… А дети базарили.
Сели мы в бельэтаже с правой стороны, очень, кстати, неплохие места, с них не вид-но только небольшой краешек сцены, но это совершенно было не страшно. Дети базарили.
Начинается спектакль. Играет музыка, базар не стихает. Выходит Юрков в распах-нутой рубашке, по залу прокатывается волна улюлюканья. Мне становится паршиво. Хо-рошо, что Эйлар сидела за мной, а то в такие минуты мне всегда становится стыдно, что я привела человека на такое безобразие… Идет обычный спектакль, с моими любимыми диалогами, в глаза бросается только, что Ксения Огурцова заметно беременна, в связи с этим некоторые изменения претерпели некоторые детали ее костюма.
Спектакль доходит до момента, когда Юрков играет «Розовые небеса», и тут меня начинает колбасить. Для тех, кто не в курсе, в песне такие слова:
Не сомневайся, моя,
Я прилечу рано утром,
Будто бы, что-то тая,
Будут сверкать перламутром…
Ну и дальше там уже про сердцебиенье и сами розовые небеса. Юрков спел непод-ражаемо:
……………………………
Я прилечу рано утром,
Будто бы, что-то на-на,
На-на-на-на-на-на-на-на…
Если закрыть глаза на то, что это спектакль, то получается, что автор забыл слова собственной песни… Ну, что ж, со всяким бывает…
Дальше, очень видно, что Огурцова очень себя бережет, аккуратно присаживается на корточки, в сцене, где она читает якобы Марка Твена, она, вместо того, чтобы, как всегда, залезть на стол, а потом упасть с него на пол, проделывает все, стоя на ногах, а потом ак-куратно опускается на четвереньки.
Когда в сцене с поцелуем погас свет, народ опять засвистел и заорал, дикие, ей богу, самый озабоченный возраст сидел в зале, оно и понятно… При этом, хочу напомнить, во все остальное время дети продолжали базар. Плюс постоянные хождения в туалет и куда-то еще, короче, та еще компания. В роли мамы в конце первого акта вышла Царик, и я пришла к выводу, что Наталья Ивченко в этой роли мне нравится несколько больше.
Ладненько, с первым актом разобрались, мы с Эйлар углядели незанятые весь акт места в первом ряду партера и в антракте кинули туда свои тела. Конечно же, сразу вспомнилось, как мы почти год назад сидели там с Наташкой на этом же спектакле, и как я после него дарила цветы своему ненаглядному. В связи с этим у меня от воспоминаний и от пережитого страха затряслись руки.
Второй акт прошел под девизом «Повторенье - мать заиканья». Заикались, бедные, путали текст, переставляли его с ног на голову, перебивали друг друга на полуслове… Ужас просто… Одевшаяся Огурцова просит застегнуть ей молнию на блузке, Царик. бед-ная, чуть пальцы себе не сломала, так и не застегнула, так что потом это пришлось делать Юркову.
Вышел Игорь. Ну, скажу сначала, что его вчера показали по телевизору, в связи с чем я весь дом поставила на уши, бегала, кричала и трясла руками. Так вот, костюмчик у него был все тот же, только ощущается, что брюкам уже лет, сколько нам с Эйлар в сум-ме, грудь волосатая под красным платком смотрится некрасиво, и новые очки в красной оправе его очень старят. Старые, которые были вообще без оправы, вызывали дикое же-лание подойти и поцеловать, а теперь есть желание подойти и снять с него очки, и сказать: «Не носите их, дяденька, вам в ним плюс десять лет!»
В сцене с Ральфом Остином опять же ощутимые перемены. Игорь не таскает Огур-цову на руках, соответственно, не кидает ее на пол, а она не катается по сцене. И вообще, заметно, что не только она себя бережет, а и партнеры к ней относятся очень бережно. Смотрится очень трогательно!
Далее, когда Дональд орет матери, что от него ушли две девчонки, в зале возникает стихийная радость, а у мня недоумение – смешно вам, сволочи! Ну чего смешного? Когда Юрков по роли подходит к Царик извиняться, он оказывается напротив меня, смотрит на меня, я отвечаю улыбкой, и он мне в ответ улыбается, очень мило получилось!
Самый конец оказался ужасно смазан. Когда Джил возвращается к Дональду, фоном играет музыка. В общем, не знаю, какой дятел сидел за пультом, но на последних словах «если б ты знал, как я хочу жрать!» он врубил музыка на полную громкость, и этого ни-кто не услышал.
Потом был поклон. Вышел Игорь, вышла Царик, вышел Юрков, вышла Огурцова. У всех были ТАКИЕ лица… Игорь стоял напротив нас, поэтому его лицо, так неудачно оформленное новыми очками в красной оправе, было нам хорошо видно. Короче, у меня просто слов не хватает… Они были огорчены, злы, раздосадованы, расстроены, и все это было печатными буквами написано на их лицах. Игорь один раз вышел на общий поклон, а потом почти убежал со сцены, даже Царик обернулась ему вслед с недоумением… Да и Юрков не стал красоваться пять минут, как обычно, ушел почти сразу на Игорем… О бо-же, как я их понимаю… Чуть ли не самый посещаемый спектакль, а тут такая ерунда с публикой… Очень было неприятно за всех этих детишек, и очень жалко актеров…